Странные жизненные опыты

По субботам, с самого утра, я и старший потомок ходим погулять. Проходим через лес с одной стороны, покупаем кофе, проходим с другой, и бубним за жизнь. Темы, вам скажу, мы обсуждаем разные, от того, сколько котов у меня было в детстве, до того, как сидящий на горшке ребёнок реагирует, когда в коридор запускают живого поросёнка, и как этого поросёнка колоть, когда он вырастет. В общем, много говорим.

А с младшим — не очень. Лениво ему далеко со мной ходить, а сидя дома много и не обсудишь. И вот на днях мы таки выбрались с ним пешком в магазин, и я среди прочего спросил — «Дитё, а что ты вообще обо мне знаешь?». Оказалось, не много. И я начал рассказывать. Ведь некоторые истории в канадских реалиях теперь звучат как рассказы деда о раскулачивании. Надо бы снарядить дитё сказками для его собственного потомства.

Барак

Я семнадцать лет прожил в бараке. Четыре человека, одна комната и сортир на улице. Из удобств — электричество и газ в баллонах. Уличный сортир должен сына удивлять больше всего. Единственный похожий он видел в канадском лесу, но даже тот был снабжён унитазом, бумагой и относительной чистотой. Не знаю, чего они с братом от него шарахались, я в детстве не видел в таком ничего плохого. Разве что зимой несколько некоторые части тела испытывают неадекватную задаче прохладу.

Мне вообще та жизнь казалась вполне сносной. Разве что ходить за водой было напряжно. Далеко, и, опять же, зимой вода плескалась на штанины, которые к дому основательно дубели и превращались в стучащие друг о друга трубы.

Вспоминая об этом сейчас, думаю, что тяжелее тогда всего было маме. Я не знаю, как она умудрялась стирать — подобие стиральной машины у нас было не всегда, но полоскать бельё в зимней реке — это ад. Я-то свой холодный душ принимаю сугубо добровольно, могу бросить, а жизненная необходимость нырять руки в ледяной воде по пол часа — это, наверное, пытка.

Парашют

Да, я прыгал с оного! В Беларуси это не сильно удивительно, но для канадских обитателей — весьма редкость. Особенно, если прыгать не в тандеме, а одному.

Поехал прыгать я случайно и в рабочее время, за что получил потом по ушам от начальства. Но из кукурузника я выпрыгнул сам, никто не выталкивал. И ног себе, в отличие от некоторых балбесов из первого и третьего рейса, не ломал. Здоровяяяяяк!

Как вспомню медкомиссию на тот прыжок — до сих пор смех пробирает.

— Здоров?
— Здоров.
— Ну значит годен. Следующий.

Всяческие горы

Да, по горам тоже полазить пришлось, и всё это было в некотором удалении от цивилизации. Два Кавказа и один Тянь-Шань. Было… любопытно. Я чаще всего вспоминаю двое суток дождей, под которыми мы ставили палатки, готовили, собирались и шли. Почти день перехода без остановок из-за того же дождя — это был вообще аут. На плече, прямо под ремнём рюкзака у меня какое-то время росла бородавка, которая к концу дня тупо отвалилась.

А ещё сопровождающие нас пограничники, медвежьи следы, фотосессия с автоматами и «сигнальная стрельба в воздух», карабканье по обледенелому склону в полной амуниции, купание в тающем леднике и голодный марш-бросок из Феодосии в Коктебель, с батоном и парой консервов на троих. Если мои малые когда-то захотят пойти во что-то подобное — получат ремня. Я ещё взятки краснодарской и ставропольской полиции не забыл.

Танцорская карьера

Да, все «мои» про это в курсе. В том числе и дети. Но не во всех подробностях. Самый танцорский размах был в старшей школе, и тогда…

В общем, мы выступали на концертах. Много выступали. Сначала в родном Заславле, что естественно, но потом география стала расти. Пару лет мы выступали по три дня кряду на Днях Города в Минске, на нескольких площадках в день, и получали за это деньги. Не самые мои первые деньги, но на тот момент самые большие, и таки да — за шоу-бизнес.

Ладно это ещё что. В какой-то момент нас позвали на Золотой Шлягер в Могилёв, где я был, к сожалению, запасным, но зато столкнулся с группой Erupture («One way ticket») в коридорах за сценой. Так близко к знаменитостям я ещё не был. Через год нас позвали на гала-концерт Славянского Базара, и там до сцены я уже добрался. По дороге тоже встретились какие-то шишки тех времён, но кроме Маликова я никого не запомнил.

Ладно, это фигня, потому что мы ещё засветились:
— вроде в Белгосфилармонии, но я это помню смутно;
— во всяческих воинских частях, но это скучно;
— в тюрьме.

И на это мой ребёнок тревожно оглянулся.

— Папа, ты ведь не сидел?

Я не знаю, как наш предводитель в это впутался (хотя за опыт я очень благодарен), но за бартер — еда и сауна — мы съездили в какую-то колонию и отплясали в местном актовом зале. Это было местами жутковато. Всё-таки преимущественно женский танцевальный коллектив в слегка просвечивающихся белых одеяниях, а напротив — ряды немигающих суровых лиц с впавшими глазами. Ух.

Но потом мы общались с ними и с «начальством» за едой — и все вполне нормальные люди, адаптировавшиеся к новым правилам игры. Не лучше и не хуже остальных.

Вот. Было ещё всякое, но, думаю, надо подождать ещё лет десять, чтобы оно настоялось и превратилось в «госспади, папенька, ну и мрак вы творили», но на ближайшие недели и этого должно хватить.

А пока, выгуливайте детей! Им почему-то это нравится.