Автор: Наша поездка поездка в Нью-Йорк пролетела как ночной кошмар после хмельного выпускного: мучительно долгая в процессе и тяжёлая наутро. Всё-таки в путешествиях с маленькими детьми есть своя специфика. Особенно, если жить с приболевшим семейством в одной комнате на квартире у друзей. Полторы недели. На Брайтон Бич.
На Манхэттен я выбрался всего три раза. В последний раз — с ребёнком. Доплюнуть до Бруклинского моста из вагона метро не получилось, но в свой любимый музей естественной истории я всё-таки сходил. Аж два раза. Но самый всё-таки большой кладезь впечатлений — это Брайтон.
О, Брайтон… Я забегал туда поглазеть по сторонам ещё в 2011-м, и всё было вполне ничего. Русский на вывесках, советские пирожки на улицах. Мило и колоритно, стереотипы не врали. В этот же раз мы жили в самом его центре, и это совсем другие наблюдения.
Уже выходя из такси мы почувствовали альтернативную Америку. Тёмным Нью-Йоркским вечером у подъезда напротив сидели бабушки на складных стульчиках и контролировали окружающую действительность. «А ты посмотри, как эта-то вырядилась» я, правда, не услышал, но бабушки определённо говорили по-русски и решали важные проблемы. Рядом с ними сидели сохранённые американской медициной дедушки и чем могли помогали.
Русский, как выяснилось, не просто основной, а, походу, единственный язык Брайтона. Конечно, иногда мы слышали и английский, но это была редкость. В свой первый же поход в магазин я сделал ставку на великий и могучий, и не прогадал:
— Доброе утро. Мне, пожалуйста, три галлона воды.
— Четыре доллара. У нас, кстати свежие булочки есть. Вкусные.
— Да как-нибудь в другой раз.
— Ну смотрите.
Хотя, на что ещё можно было рассчитывать в магазине под названием «Золотой ключик», соседствующий с магазином Koketka.
Советский союз выстоял и поселился в самом сердце врага. Насквозь пропитался духом капитализма, но сохранил нетронутым самое ценное — людей. Впервые за два года эмиграции я увидел на улице бухого в ноль мужика, с блаженной улыбкой, бредущего к детям домой. Бритые ребята в спортивных костюмах, перетирающие что-то у края дороги и провожающие взглядом незнакомые машины, эмигрировали, повзрослели, но продолжают нести свою вахту. Женщины всё ещё носят меха и леопардовые лосины. С возрастом они всё так же превращаются в празднично округлых бабушек в цветастых платьях и одёргивают внуков. Ничего не изменилось.
Кашпировский отошёл от дел, Алан Чумак — в мир иной, но на Брайтоне осталась Мадам Бэлла. Она может исцелять бесплодие, изгонять бессонницу и гадать. С сорока годами опыта — это раз плюнуть.
Тем, кому она не подходит, расстраиваться не стоит. Экстрасенсов здесь много.
Как бы не виляла карьера Реввы и Галустяна, тут им всегда рады.
Кажется все, кто исчезают с радаров российского телевидения, однажды воскресают здесь. Возраст — ничто. Если ты всё ещё полон любви, то маячащий на горизонте восьмой десяток — всего лишь цифра в паспорте.
Моим часам больше нечего бояться. Ремонт телефонов тоже на месте.
Брайтон напоминает об ушедшей эпохе даже в мелочах. Кто бы мог подумать, что в квартире стоимостью под миллион можно запросто услышать всепроникающую паркетную чечётку от соседей сверху, воспитание русскоязычным папой сына снизу, и круглосуточный вой узбекского малыша из окна напротив. Лишь шум метро, машин и океана подсказывает, что это ни разу не спальный район союзного центра, а один из богатейших городов мира.
Мы убегали домой так быстро, как могли. Да, дом теперь — это Канада. Поездка в Нью-Йорк кроме отпуска несла в себе ещё и смысловую нагрузку. Показав пограничникам свои новенькие эмигрантские визы, мы расписались в бумагах, получили на руки книжечку Welcome to Canada и официально сменили статус с гастарбайтеров на permanent residents. Побывать на Брайтоне перед этим стоило хотя бы для того, чтобы, возвращаясь назад, всем телом понимать, как хорошо быть дома и в другой эпохе.
